Прикосновение - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Респектабельная пара пресвитериан из Пиблса откликнулась на объявление, поданное Джеймсом, и после непродолжительной переписки сообщила, что за пятьдесят фунтов охотно возьмет невесту под свою опеку.

Аластэру и Мэри было поручено доставить Элизабет дилижансом до Керколди, где все трое сели на паровое судно, курсировавшее между Ферт-оф-Фортом и Литом. Оттуда конка должна была довезти путников до Эдинбурга и станции на Принсез-стрит, где им предстояло встретиться с мистером и миссис Ричард Уотсон.

Если бы не утомительное плавание, Элизабет сгорала бы от любопытства: за всю свою жизнь она не уезжала от дома дальше Керколди, и если уж провинциальный городок поразил ее в самое сердце, то громадный Эдинбург должен был окончательно потрясти. Кэтрин и Роберт жили там и могли бы показать Элизабет местные достопримечательности. Но ее ничуть не прельщала суета Эдинбурга, его суровая красота в обрамлении лесистых холмов и лощин. Когда конка доставила троицу путешественников к станции Северной Британской железной дороги, Элизабет устроили в крохотном, похожем на шкатулку купе второго класса, в котором ей предстояло добраться вместе с Уотсонами до Лондона. Аластэр то и дело выскакивал на перрон, высматривал в толпе пассажиров запоздавших компаньонов сестры.

– А здесь недурно, – заметила Мэри, оглядевшись. – Сиденья мягкие, даже ковры есть.

– Кому я не завидую, так это пассажирам в третьем классе, – сказал Аластэр, заталкивая два квадратика картона в левую перчатку Элизабет. – Смотри не потеряй, по ним ты получишь из багажного отделения сундуки. – В другую перчатку он сунул пять золотых. – От отца, – усмехнулся он. – С трудом убедил его, что тебе ни в жизнь не добраться до Нового Южного Уэльса с пустым кошельком. Смотри, не трать зря ни фартинга.

Наконец прибыли задыхающиеся от быстрой ходьбы Уотсоны. Очевидно, пятьдесят фунтов, полученных от отца Элизабет, спасли эту рослую и угловатую пару в поношенной одежде от ужасов путешествия третьим классом и обеспечили ей относительный комфорт второго. Уотсоны оказались приятными людьми, но Аластэр уловил запах спиртного, исходящий от мистера Уотсона, и поморщился.

Паровоз загудел, пассажиры прильнули к окнам вагонов, напоследок перекликаясь, всхлипывая, лихорадочно обнимаясь и махая руками тем, кто остался на перроне; пыхтя и покрякивая, судорожно вздрагивая и выпуская облака пара, лондонский ночной тронулся.

«Как близко и как далеко, – думала Элизабет, прикрыв глаза. – Где-то здесь, на Принсез-стрит, живет моя сестра Джин, с которой все началось…» Аластэр и Мэри переночевали в вокзальной гостинице и вернулись в Кинросс, так и не повидав Джин. «Я никого не принимаю», – говорилось в ее краткой записке.

Веки Элизабет сомкнулись, и она уснула, сидя в уголке и прислонившись щекой к заледеневшему окну.

– Бедное дитя, – сказала миссис Уотсон. – Помоги-ка мне устроить ее поудобнее, Ричард. Видно, плохи наши дела, если шотландцам приходится посылать дочерей за мужьями за двенадцать тысяч миль от родины.

Паровые суда с гребным винтом пересекали северную часть Атлантического океана, покрывая расстояние от Великобритании до Нью-Йорка за шесть-семь дней, но никакого угля не хватило бы кораблю, плывущему на другой конец света. Эти плавания по-прежнему совершали парусные суда.

«Авророй» назывался четырехмачтовый барк с двумя топселями, прямой парусной оснасткой на фок– и грот-мачтах и косым парусом на бизани. Двенадцать тысяч миль до Сиднея он преодолевал за два с половиной месяца, заходя в порт только однажды, в Кейптауне: сначала брал курс на юг в Атлантическом океане, затем через Индийский попадал в Тихий. Груз «Авроры» составляли несколько сотен фаянсовых стульчаков и бачков для ватерклозетов, два ландо, дорогие мебельные гарнитуры из грецкого ореха, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, рулоны тончайшего французского кружева, ящики книг и журналов, банки французского конфитюра, жестянки патоки, четыре паровых двигателя Мэтью Боултона и Уатта, партия медных дверных ручек, а в запертой части трюма – десятки огромных ящиков, помеченных черепом со скрещенными костями. На обратном пути трюмы «Авроры» загружали тысячами мешков пшеницы, а место ящиков с черепом и костями занимали золотые слитки.

Вопреки желанию капитана судна, фанатичного женоненавистника, «Аврора» брала на борт дюжину пассажиров обоего пола и обеспечивала им некоторые удобства, хотя кают-компании на ней не было, а еду подавали самую простую – свежевыпеченный хлеб, соленое масло, хранящееся в прочных бочонках, вареную говядину, проросшую картошку и мучной пудинг, сдобренный джемом или патокой.

Элизабет притерпелась к качке еще на полпути через Бискайский залив – в отличие от миссис Уотсон, за которой девушке пришлось ухаживать. Но эта обязанность не вызывала у Элизабет отвращения, поскольку миссис Уотсон была доброй душой, терпеливо несущей непосильное бремя. Троим путешественникам досталась каюта с иллюминатором и конуркой для горничной при ней. «Аврора» еще не успела войти в Ла-Манш, когда мистер Уотсон объявил, что не станет мешать дамам и будет спать в баре для пассажиров. Поначалу Элизабет было невдомек, почему это известие так опечалило бедную миссис Уотсон, а потом она сообразила, что бедность Уотсонов – следствие пристрастия главы семьи к крепкому спиртному.

А как холодно было в море! Только когда позади остались острова Зеленого Мыса, зима наконец отступила, но к тому времени миссис Уотсон уже раздирал кашель. В Кейптауне ее испуганный супруг протрезвел настолько, что обратился к врачу. Но тот лишь поджал губы и покачал головой.